Наум — наведи меня на ум!

Стоял посреди деревни дом, справный, большой да удобный. Жила в нем большая крестьянская семья. Главою той семьи был старый дед, и было у него восемь дочерей. Подросли, красавицами стали. Вот и выдал их старик замуж. За богатыми женихами не гнался – искал хозяйственных да домовитых, чтобы руки были умные да сердца добрые. От  них детки пошли, вот и полон теперь дом ребячьего смеха да гомона.

Русские люди говорят: детки как на руке пальцы, какой ни заболит – все больно. Все дочери были старику дороги: и Параша, и Малаша, и Авдотья, и Прасковья, и Матрена, и Ариша, и Ольга, и Мария. Все сердцу любы. Только Марию жалел старик больше других: не везло бабе. Был муж-красавец, деревенский удалец, работник – хоть куда, да только погиб он в грозу: от дождя в копне сена прятался, а молния в нее и ударила. Похоронили мужика, а у Марии трое детей сиротами остались.

Старшая-то, Аксинья, в город подалась, уж немаленькая, семнадцать лет исполнилось. В няньках у хозяев жила. А двое-то младших при мамке остались. Ванюшке пять годков стукнуло, а Настюшке и четырех нет. Плачет с утра до ночи Мария, на свою судьбу жалуется; нет у нее надежи, опоры в жизни. Сидит, бывало, Ванюшка рядом со своей бабушкой на печи, мамушкины слезы ему сердце жгут, а помочь не может:  мал еще.

Долги зимние вечера. Вот Ванюшка и просит бабушку разные сказки да старинные истории рассказывать. Однажды и рассказала ему бабушка про Наума. Старец Наум жил затворником, никого не принимал и ни с кем не разговаривал. Только знали люди, что великого ума был тот Наум и все на свете знал-помнил. Мог он такой совет дать, что человеку сразу облегчение выходило. Да вот присоветовал однажды он одной хозяйке, как заболевшей корове вернуть молоко, да баба что-то перепутала: корова та померла вовсе. Стала баба по деревне ходить да Наума срамить: мол, ничего он не знает, только хвастается. После этого Наум и стал затворником, из дома редко выходил, ни с кем не беседовал, никому ничего не советовал, видать, обиделся на людей за несправедливость.

— Бабушка, — говорит Ванюшка, — а где тот Наум живет?

— А зачем тебе это, сердечко мое? – спрашивает бабушка у мальчонки.

— Он больших не принимает, а меня, сироту, небось, не прогнал бы. Я бы ему про мамушку рассказал, как она плачет-убивается. Да совета бы спросил, как мне, маленькому, мамушке помочь. Чем подсобить.

— Ах ты, сердешный мой! Добрая душа! На краю деревни он в старой избенке живет, да только все равно это пустяшное дело: он уже, наверное, и говорить-то разучился – сколько времени один бирюком живет…

Сказала как-то бабушка да и заснула. А Ванюшка всю ночь не спал, про Наума думал… Не может он сироту не услышать, не помочь.

Наутро все дети во двор на салазках кататься побежали, а Ванюшка краюшку хлеба у бабушки выпросил, будто воробьев кормить, за пазуху ее спрятал, тулупчик на плечи накинул, лапти новые на ноги приладил, — да и в путь.

Путь недалекий – в конце деревни, да только в лаптях-то по глубокому снегу пятилетнему мальчонке не больно способно идти. Лапти в снегу увязают, холодный снег к нему подползает, а идти надо: один он теперь у мамушки защита и надежда, надо уму разуму учиться.

А вот и дом Наума. Только на дом-то он совсем не похож: крышу, покрытую снегом, еще видно, а вот вся-то избенка в снегу начисто утонула. Да уж живет ли кто в ней?.. Глядит Ванюшка, а от избушки тропинка протоптана прямо к колодцу. Ну, значит, есть живой человек. Постучался Ванюшка в кособокую дверцу – а ответа нет. Мальчонка еще раз стукнулся да позвал: «Наум! Дедушка Наум!»

Ванюшка и сам удивился, какой-то тоненький и жалкий у него голосок. Может, от того, что боязно ему было к затворнику-то идти?

Глядь, а дверь-то и отворилась. Смотрит Ванюшка, а на пороге старец стоит, седая борода по пояс, а глаза добрые. Махнул Наум рукой, мол, заходи, а сам уж спиной к мальчонке повернулся. Вошел Ванюшка в избу, а там темно, как в чулане. Пригляделся, стол да лавку различил. А Наум на лавку сел, рукой своей Ванюшке рядом на место указывает, а сам молчит.

Посидел так-то Ванюшка, насмелился да и стал про свою беду сказывать. И про мамушку рассказал, и про следы ее, и про то, что кормильца у них теперь не стало, да и спросил в конце: «Что, мол, мне, такому маленькому, делать, научи.» Смотрит на него Наум и молчит, только глаза у него добрые. Потом погладил мальчонку по головке, а рука-то у него большая и теплая – добрая рука.

Смотрит Ванюшка, а старец ему кринку глиняную пододвигает, ложку протягивает. Взял мальчонка ложку, в кринку опустил, а там – мед. Думает Ванюшка: «Пожалел меня Наум, а помочь ничем не может, вот сладким медом и потчует» Попробовал медку, а тот сладкий, душистый. Тут Ванюшка и про хлебушко вспомнил, достал краюшку да Науму и протягивает: «Спасибо, мол, дедушка, это тебе подарок».

Так ни с чем и ушел. А вечерком все деду и рассказал. Дед долго думал, в затылке своем чесал, да на мальчонку-внука глядел. А потом и говорит:

— Славное дело тебе Наум подсказал. Разные мастера в нашем доме имеются: дядька Ефим – бондарь, бочки мастерит, дядька Сергей – плотник славный, дядька Захар – мастер за скотиной ходить, дядька Онисим – конюх справный, дядька Богдан – портной, дядька Василий – скорняк, мастер шкурки выделывать да шапки шить, а дядька Николай – печник, лучший в округе. Отец твой, Федор, славным кровельщиком был, Царство ему Небесное, а вот пчеловодов у нас отродясь не было. Вот и велел тебе Наум пчеловодством заняться. По весне мы с тобой на ярмарке ульи справим. Сначала я тебе помогать стану, а как подрастешь, сам за пчелками ходить будешь. Видно, сжалился Наум над сиротою, вот и присоветовал тебе, чем в жизни заняться…

«Ба!.. Да ведь нынче его именины – Наумов день, 14 декабря. Вот почему он Ванюшку-то не прогнал» — догадался дед. А за ужином, когда вся семья за большим столом собрался, дед всем рассказал про Ванюшку да его секрет. А про Наума заметил: «Не зря люди говорят: «Наум – наведи меня на ум!»