Первая неделя Великого поста

Вот мы и вступили в Великий пост. В православных храмах уже закончилась вечерня с чином прощения.

Не будем забывать, что пост – это радостное время, душа наша, как сказал один батюшка, должна цвести постом.

И первая неделя Великого поста должна нам очень помочь в этом. Ведь очень важно на старте взять правильное дыхание, тогда и вся дистанция пройдет успешно.

В первые четыре дня Великого поста во всех православных храмах читается покаянный канон Андрея Критского.

Понятно, что у всех нас, живущих в миру, ежедневные заботы: работа, дом, семья, да и храм не всегда рядом с домом. Но постараемся и выберем хотя бы один из этих благодатных вечеров, чтобы придти в храм и помолиться. Как правило, богослужения начинаются в 17-18 часов, чтобы каждый успел закончить свою работу. В крайнем случае можно помолиться дома.

Не забывайте, что воздержание в продуктах – это труд, который лишь помогает труду душевному. Пускай это не будет причиной ссор в Ваших семьях. Все должно быть добровольно, у человека должна возникнуть потребность в посте, заставлять и требовать нельзя. Ваша первая помощь в этом случае – это молитва и терпение.

Типикон предписывает первые два дня Великого поста проводить совершенно без еды, но это уже не для нас, зараженных гордостью. Ценнее будет на это время отказаться от излишнего общения, телевизора, компьютера, телефонных разговоров, от которых обычно бывает рассеяние. Это будет намного полезнее, чем то, если Вы будете бегать по магазинам и разглядывать этикетки на продуктах, проверяя, нет ли там сухого молока.

И опять же, каждый человек индивидуален, нельзя каждому дать один и тот же совет. Кто-то болен, у кого-то тяжелая работа, для детей свои ограничения. Очень хорошо, если Вы возьмете благословение у священника в храме.

Давайте же постараемся, чтобы первая неделя Великого поста послужила нам хорошим началом на пути к Светлому Христову Воскресению!

С Великим постом Вас!

Отрывок из рассказа В.А. Никифорова-Волгина «Великий пост»:

А кругом солнце. Оно уже сожгло утренние морозы. Улица звенит от ледяных сосулек, падающих с крыш.

Обед в этот день был необычайный: редька, грибная похлебка, гречневая каша без масла и чай яблочный. Перед тем как сесть за стол, долго крестились перед иконами.

Обедал у нас нищий старичок Яков, и он сказывал:
— В монастырях по правилам святых отцов на Великий пост положено сухоястие, хлеб да вода… А святой Ерм со своими учениками вкушали пищу единожды в день и только вечером…

Я задумался над словами Якова и перестал есть.
— Ты что не ешь? — спросила мать.
Я нахмурился и ответил басом, исподлобья:
— Хочу быть святым Ермом! Все улыбнулись, а дедушка Яков погладил меня по голове и сказал:
— Ишь ты, какой восприемный!

Постная похлебка так хорошо пахла, что я не сдержался и стал есть; дохлебал ее до конца и попросил еще тарелку, да погуще.

Наступил вечер. Сумерки колыхнулись от звона к великому повечерию. Всей семьей мы пошли к чтению канона Андрея Критского.

В храме полумрак. На середине стоит аналой в черной ризе, и на нем большая старая книга. Много богомольцев, но их почти не слышно, и все похожи на тихие деревца в вечернем саду.

От скудного освещения лики святых стали глубже и строже.

Полумрак вздрогнул от возгласа священника, тоже какого-то далекого, окутанного глубиной. На клиросе запели тихо-тихо и до того печально, что защемило в сердце:

«Помощник и Покровитель бысть мне во спасение; Сей мой Бог, и прославлю Его, Бог отца моего, и вознесу Его, славно бо прославися…»

К аналою подошел священник, зажег свечу и начал читать великий канон Андрея Критского:

«Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? Но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление».

После каждого прочитанного стиха хор вторит батюшке: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя».

Долгая-долгая, монастырски строгая служба. За погасшими окнами ходит темный вечер, осыпанный звездами. Подошла ко мне мать и шепнула на ухо:
— Сядь на скамейку и отдохни малость…

Я сел, и охватила меня от усталости сладкая дрема, но на клиросе запели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши?»

Я смахнул дрему, встал со скамейки и стал креститься.
Батюшка читает: «Согреших, беззаконновах, и отвергох заповедь Твою…»

Эти слова заставляют меня задуматься. Я начинаю думать о своих грехах. На масленице стянул у отца из кармана гривенник и купил себе пряников; недавно запустил комом снега в спину извозчика; приятеля своего Гришку обозвал «рыжим бесом», хотя он совсем не рыжий; тетку Федосью прозвал «грызлой»; утаил от матери сдачу, когда покупал керосин в лавке, и при встрече с батюшкой не снял шапку.

Я становлюсь на колени и с сокрушением повторяю за хором: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя…»

Когда шли из церкви домой, дорогою я сказал отцу, понурив голову:
— Папка! Прости меня, я у тебя стянул гривенник!
Отец ответил:
— Бог простит, сынок.

После некоторого молчания обратился я и к матери:
— Мама, и ты прости меня. Я сдачу за керосин на пряниках проел. И мать тоже ответила:
— Бог простит.

Засыпая в постели, я подумал:                                                                                        — Как хорошо быть безгрешным!